Крах Римской империи, восстание индейцев 1881года, вторжение Гитлера 
          в Польшу, наконец, мир сильного ветра
          Перевод: Андрей Замилов
        (1) Крах Римской империи
         Я обратил внимание на первый порыв ветра в воскресенье после обеда. 
          Если быть точным, в 14:07.
          В это время я, как обычно, -- в общем, как это делаю регулярно по воскресеньям 
          после обеда -- сидел за столом на кухне и под звуки спокойной музыки 
          записывал в дневник события прошедшей недели. Я каждый день делаю краткие 
          записи, а по воскресеньям превращаю их в нормальный текст.
          Как раз покончив с событиями трёх дней вплоть до вторника, я обратил 
          внимание на резкий порыв ветра за окном. Я отложил дневник, надел на 
          ручку колпачок и вышел на веранду снять высохшее бельё. Оно, сухо хлопая, 
          развевалось в пространстве будто надорванный хвост кометы.
          Тем временем ветер незаметно усиливался. Это к тому, что утром, -- а 
          если быть точным, в 10:48 -- когда я вывешивал бельё на веранду, не 
          было ни единого дуновения. На этот счёт у меня крепкая -- как крышка 
          домны -- и отчётливая память. Я даже подумал тогда: «Ветра нет, может, 
          и прищепки не нужны?»
          И в самом деле -- ни дуновения!...
          ...Я ловко сложил бельё в стопку и плотно закрыл все окна в квартире. 
          Шум ветра стал почти не слышен. За окном, подобно страдающей от зуда 
          собаке, беззвучно выгибались деревья -- каштаны и гималайские кедры. 
          Обрывки облаков, сродни шпионам с колючими глазами, наперегонки убегали 
          с неба. На веранде дома напротив несколько сохнущих маек по-сиротски 
          обвились вокруг верёвки, словно цепляясь за неё всеми своими волокнами.
          «Чем не буря?!»
          Я с подозрением раскрыл газету -- на карте прогноза погоды значка тайфуна 
          нигде не было. Вероятность осадков оценивалась в 0%. Судя по этой карте, 
          воскресенье обещало быть мирным, как Римская империя в период своего 
          расцвета.
          Сделав вдох на 30%, я закрыл газету и разложил бельё по полкам. Затем 
          налил себе кофе и под продолжающуюся музыку опять взялся за дневник.
          В четверг я переспал с подругой. Она любит заниматься сексом с завязанными 
          глазами, поэтому всегда носит при себе повязку из комплекта для сна 
          в самолёте.
          Нельзя сказать, чтобы мне это как-то нравилось. Просто она казалась 
          хорошенькой в этой самой повязке, и я не возражал. В конце концов, каждый 
          сходит с ума по-своему.
          Я вывел на странице за четверг: «Принцип ведения дневника -- 80% фактов 
          и 20% самоанализа».
          В пятницу случайно встретился на Гиндзе (1) со старым приятелем. На 
          нём был галстук со странным рисунком: на ткани в полоску бесчисленные 
          номера телефонов...
          И в этот момент зазвонил телефон.
        
         (2) Восстание индейцев 1881 года
        Когда раздался звонок телефона, часы показывали 14:36. «Наверное, она.» 
          Ну, то есть, эта моя подруга с повязкой, -- подумал я. Мы договорились 
          встретиться в воскресенье у меня дома, а перед приходом она обычно звонила. 
          Ещё она должна была купить продукты: в этот день мы собирались сварить 
          суп из устриц.
          Как бы там ни было, в 14:36 раздался звонок. Дневник безупречен даже 
          в плане хронологии, -- около телефона стоит будильник, и я при каждом 
          звонке смотрю, который час.
          Однако из трубки раздавались лишь звуки резких порывов ветра.
          «Ву-у-у-у ву-у-у-у,» -- свирепствовал в трубке ветер, как индейцы во 
          время всеобщего восстания 1881 года. Они поджигали хижины колонистов, 
          обрывали провода связи и грабили мелочные лавки.
          -- Алло! -- сказал я в трубку, однако голос поглотили бурные волны исторических 
          событий.
        
          -- Алло! -- крикнул я громко, но -- тщетно.
        
          Я прислушался и где-то между порывами ветра едва расслышал женский голос. 
          Хотя, может, это просто обман слуха. Во всяком случае, порывы ветра 
          были чересчур резкими, и, похоже, поголовье буйволов непомерно сократилось.
          Некоторое время я молча стоял, приложив к трубке ухо. Да так сильно, 
          что, казалось, оно прилипло и уже никогда не отстанет. Однако спустя 
          15-20 секунд словно на крайнем пределе спазма... будто обрывается нить 
          жизни... «Пон!» -- повисла трубка, -- «пи-пи-и...»
          Гробовая тишина... сравнимая с выбеленными трусами.
        
          (3) Вторжение Гитлера в Польшу
        
          «Ну-ну!» -- ещё раз вздохнул я и опять взялся за дневник. Сдаётся мне, 
          надо быстрее покончить с ним на сегодня.
          В субботу танковые дивизии Гитлера вторглись в Польшу. Пикирующие бомбардировщики 
          обрушили на Варшаву...
          Нет, стоп! -- не так. Вторжение в Польшу -- событие 1 сентября 1939 
          года. И никак не вчерашнего дня! Вчера я, поужинав, пошёл в кино на 
          фильм Мэрил Стрип «Выбор Софии». А вторжение Гитлера в Польшу -- один 
          из фрагментов этого фильма.
          Мэрил Стрип по сюжету разводится с Дастином Хоффманом (2), по дороге 
          с работы знакомится в электричке с инженером-строителем, которого играет 
          Роберт Де Ниро, и снова выходит замуж. Так, ничего себе фильм… интересный!
          Рядом со мною сидела парочка старшеклассников, которые гладили друг 
          другу школьные животики. «Школьные животики» -- неплохо сказано, а? 
          У меня самого когда-то был «школьный животик».
        
          (4) И, наконец, мир сильного ветра
        
          Заполнив дневник за прошлую неделю, я уселся перед полкой с пластинками, 
          чтобы выбрать музыку под стать свирепствующему в этот воскресный полдень 
          ветру. В конце концов, мне показалось, что к нему подойдёт концерт для 
          виолончели Чайковского и «Sly and the Family Stone». И я поставил обе 
          эти пластинки.
          За окном иногда пролетали разные предметы: вот с востока на запад пронеслась 
          белая простыня в форме чародея, колдующего над зельем. Словно любитель 
          анального секса откидывался назад хилый остов тонкой продолговатой вывески 
          из жести. 
          Слушая концерт Шостаковича, я смотрел на этот пейзаж за окном, когда 
          опять раздался телефонный звонок. Будильник показывал 15:48.
          Я взял трубку, ожидая опять услышать звук ветра равный по силе шуму 
          двигателей «Боинга-747», однако на этот раз ничего подобного не произошло.
          -- Алло! -- сказала она.
          -- А-а, привет!
          -- Я купила продукты и иду к тебе. Хорошо?
          -- Нет проблем. Это самое...
          -- У тебя чугунок есть?
          -- Есть!.. Это, как там у тебя? Ветра нет?
          -- Нет. Он стих, когда в Накано (3) было 15:25. Наверное, скоро и у 
          тебя стихнет!
          -- Может быть, -- ответил я и положил трубку. Затем достал с полки чугунок 
          и стал мыть его в раковине.
        
          Ветер, как она и предсказала, внезапно стих в 16:05. Я открыл окно и 
          посмотрел на улицу. Под окном большая чёрная собака ревностно обнюхивала 
          землю вокруг себя. Она без устали продолжала своё занятие минут 15-20. 
          Я не мог понять -- зачем ей это нужно?
          А в остальном облик и структура мира остались без изменений, какими 
          были и до начала ветра. Гималайские кедры и каштаны как ни в чём не 
          бывало неподвижно возвышались над землёй, с верёвки колом свисало бельё, 
          ворона, сидя на верхушке столба, махала вверх-вниз своими гладкими, 
          как кредитные карточки, крыльями.
          Тем временем пришла подруга и занялась супом. Расположившись на кухне, 
          она промывала устриц, резала китайскую капусту, раскладывала тофу и 
          варила бульон (4).
          Я спросил, не звонила ли она мне в 14:36.
          -- Звонила, -- ответила она, промывая в миске рис.
          -- Ничего не было слышно.
          -- Ну, правильно -- ветер!
          Я достал из холодильника пиво и открыл его, присев на край стола.
          -- И всё же с чего бы такой сильный ветер резко задул и внезапно утих? 
          -- спросил я, обращаясь к ней.
          -- Не знаю, -- ответила она за чисткой креветок, стоя ко мне спиной. 
          -- Мы многого не знаем о ветре, так же, как и об античности, причинах 
          рака, море, космосе, сексе...
          -- Хм.
          Ответом её тираду никак не назовёшь, однако дальнейшего развития разговора 
          на эту тему не предвиделось, поэтому я сдался и стал внимательно следить 
          за процессом приготовления супа из устриц.
          -- Слышь, дай потрогаю твой живот, -- попросил я.
          -- Потом, не сейчас.
          Пока готовился суп, я сделал краткие пометки для дневника.
        
          Крах Римской Империи.
          Восстание индейцев 1881 года.
          Вторжение Гитлера в Польшу.
        
          Глядя на эти записи, в конце недели я мог отчётливо вспомнить все события 
          сегодняшнего дня. Именно благодаря такой скрупулёзной системе, я не 
          упустил в дневнике за двадцать два года ни одного события. В основе 
          всех моих действий лежит эта оригинальная система. Дует ветер, не дует, 
          -- я живу таким вот образом.
        
          январь 1986 г. 
        
          1. Гиндза -- в старину торговый ряд Токио, ныне -- квартал-скопление 
          самых престижных универмагов и магазинов столицы. 
          2. ...разводится с Дастином Хоффманом... -- с Дастином Хоффманом Мэрил 
          Стрип «разводится» в фильме Роберта Бентона «Крамер против Крамера» 
          (1979). «Выбор Софи» (1982) -- фильм Алана Пакулы по одноименному роману 
          Уильяма Стайрона, в главной мужской роли -- Кевин Кляйн. 
          3. Накано -- район в западной части Токио. 
          4. ...варила бульон -- у этого выражения имеется другое значение: «создавать 
          предлог».